Про Харуки Мураками

В марте шестнадцать японистов из тринадцати стран собрались в Токио, чтобы внятно ответить Японскому фонду культуры на Главный Самурайский вопрос: Так почему же Харуки Мураками так популярен у вас за границей? Что в нем такого, чего мы пока не разглядели?

Симпозиум Охота на Харуки состоялся в университетах Токио, Кобэ и Саппоро на деньги японского МИДа. Сам Мураками в это время работал в Кембридже. На запрос его офиса, как он относится ко всей этой чехарде, мэтр пожал плечами и немного смущенно ответил: Ну, если столько людей этим занимается, значит, это зачем-нибудь нужно. А приглашение поучаствовать писатель мягко отклонил ввиду чрезвычайной занятости в университете.

Как отмечала свихнутая на статистике японская пресса, это было первое в истории международное собрание подобного масштаба, на котором официальным языком общения служил японский, а не английский.

Светило японской литературы

Открыл симпозиум американский писатель Ричард Пауэрс. У мистера Пауэрса был высокий квадратный лоб и позитивно-задумчивый взгляд. Через синхронного переводчика он прочел короткую, но энергичную лекцию о последних достижениях в мировой нейрофизиологии.

Выяснилось, сообщил он, что обезьяны умеют мыслить индивидуальными имидж-паттернами (образцами видений), похожими на моментальные сны. Главная же разница между нашими грезами и дремами обезьян – в том, что обезьяний мозг в принципе не шизофреничен. А человеческое сознание расщеплено на бесчисленное множество персоналий.

Революционность же литературного метода, которым работает Харуки Мураками, как раз и заключается в том, что на примере своих гиперсюжетов он исследует принципы работы человеческого сознания в условиях расщепленной индивидуальности.

После мистера Пауэрса переводчицы из Скандинавии и Франции говорили о неповторимости авторской интонации в произведениях мэтра. Китаянки рассуждали о необычных для азиатской литературы женских образах героинь его романов.

Профессор Джей Рубин, автор книги Мураками и музыка слов (и, как оказалось, отменный блюзмен), делал очередной упор на музыкальность текстового потока.

Наконец пришлось выступать и мне.

– Как известно, – начал я наугад, – отец и дед Мураками были дзен-буддийскими священниками...

Я рассказал им все, что сумел. Пусть кто может, расскажет лучше.

Я напомнил, что в процессе жизни личность человека постоянно растаскивают в противоположные стороны две силы: одна тянет ее к целому числу, другая к нулю. Что как раз об этих равновеликих силах писал Танидзаки в Заметках об искусстве.

Мураками же нашел принципиально новый и яркий способ изображения этих сил. Это и рассматривает как особую заслугу видный японский критик Норихиро Като, собравший команду из более двадцати рецензентов для составления уникального справочника по творчеству писателя. И вот к каким выводом он приходит.

Сверхзадача Харуки Мураками – вывести литературу к принципиально новым, куда более просторным горизонтам, конструируя повествование таким образом, чтобы оно рассматривало не только исчезновение личности, но и то, что с человеком происходит после этого. Задавшись такой целью, он стал сознательно использовать приемы и спецэффекты, применяемые в фильмах ужасов, кинофантастике и дешевом фэнтези о зомби, шизоидах, призраках, медиумах и т. п. – создав, таким образом, новый метод в литературе (атарасий бунгакутэки сюхо).

Иначе говоря, проза Мураками – это литература визуализованных ощущений. И воспринимать ее следует так, как если бы мы смотрели кино.

Исчезновение личности

Чем же именно отличается Мураками от американских писателей, на которых он поначалу так равнялся?

Выражаясь терминами ядерной физики – тем, что, в отличие от просто физиков, он наконец приступил к расщеплению ядра. Взял атом (a+tom), который до сих пор считался неделимым, расколол его, проник к ядру, расщепил ядро – и получил безграничный доступ к колоссальной энергии нового типа. По крайней мере, с конца XIX века и до сих пор ядро литературы – человеческая индивидуальность – считалось неделимым по определению (in+dividual).

Почему же сами японцы так до конца и не понимают, в чем феномен Мураками? Только ли потому, что в Японии, чтобы тебя признали классиком, неплохо бы сперва помереть?

Не думаю. Просто, видимо, еще мало кто осознает до конца, что с погружением в нулевые годы нового века человек и волк внутри нас, по Гессе, уже заглянули друг другу в глаза.