Иметь веру в человека

Чем объясняется ваш столь глубокий интерес к психологии?

Ансельм Грюн: До 24 лет меня больше интересовала философия, в частности Хайдеггер, Сартр… Но в 1968 году у нас в аббатстве наступил период экзистенциального кризиса. Обряды словно бы лишились смысла, все казалось каким-то устаревшим. Сам же я переживал эмоциональный кризис, сомневался: правильно ли выбрал предмет моих занятий, готов ли к предстоящему духовному пути? Мне нужно было проявить волю и рассудительность, а я был захвачен особенной дружбой с одной женщиной. Вот почему я заинтересовался групповой психотерапией и связями между психологией и духовностью, в частности работами Юнга. Несколько раз я ездил на трехнедельные курсы в центр экзистенциальной психологии в Шварцвальде, где занимался медитацией, телесными практиками, творчеством, релаксацией…

Монашеская жизнь оказалась проще или труднее, чем вы себе представляли, постригаясь в монахи?

Поначалу, конечно, я боялся жизни в замкнутом мире, но на деле это оказалось совсем не похоже на мои страхи. Преодолев кризис, я понял, что путь монашества помогает мне обрести определенное равновесие между одиночеством и жизнью в общине, молитвой и трудом… Это помогло мне удержаться в жизни. И потом, благодаря тому что я занимаюсь психологической помощью, у меня очень много контактов с внешним миром. Я и не представлял себе, что буду получать столько приглашений, что потребность в помощи будет так велика.

Когда вас называют «монахом-психотерапевтом», вы с этим согласны?
Я себя определяю немецким словом Seelsorger – «тот, кто заботится о душе». Я тот, кто лечит душу, но при этом еще и разбирается в психологии. Вначале я занимался с молодыми, которые не могли справиться со своими проблемами, а потом мы стали принимать в нашем аббатстве разных людей, приезжавших сюда за поддержкой. Еще у нас есть Recollectio-Haus, специальный дом, принимающий на трехмесячный срок священников и монахинь, переживающих кризис. В качестве духовного опекуна я работаю там вместе с психотерапевтами-мирянами – двумя мужчинами и одной женщиной, получившими подготовку в разных школах (гуманистическая психология, гештальт, поведенческая терапия). Я сам тоже встречаюсь со своим супервизором каждые полтора месяца.

От чего страдают эти люди церкви?

От депрессий и сомнений в своем призвании. Они сомневаются в том, что избрали верный путь, в их общинах возникают конфликты, или они находятся в разладе с собой. Обнаружив в себе гомосексуальные склонности, они не знают, как с этим справиться… В общем, те же трудности, что и в мирской жизни!

Как вы сочетаете психологические знания и веру?

Есть два вида веры: вера, «правильно функционирующая» (она укрепляет здоровье), и вера как бегство от реальности, особенно от нашей собственной внутренней реальности. Тут психология очень помогает: благодаря ей верующий не отворачивается от движений собственной души, от самопознания. Бегство от себя может только навредить нам. Возьмем, к примеру, страх – я могу пытаться бороться с ним, ожидая, что Бог его устранит, но если я не нашел его причины, если я не проделал необходимой психологической работы, то это ничего не даст. Надо понять, с чем связан этот страх, какие ожидания за ним стоят. Роль психологии состоит в том, чтобы верующий был искренен, чтобы он ничего не скрывал от самого себя. Наше представление о себе и образ Бога неразрывно связаны, так что если у нас негативное, нездоровое представление о самих себе, то мы и Бога представляем себе неверно. Все, что я приношу Богу, я должен сначала нащупать в себе сам.

Что такое «правильная» вера?

Она основывается на доверии к жизни, на ощущении, что мы в руках Господа и нам нет нужды опираться на похвалы и признание других. Верить в Бога – это еще
и верить в человека. Моя вера выражается в том, как я себя веду с другими людьми. Многие священники проповедуют о Боге, но если при этом на человека они смотрят пессимистично, значит, настоящей веры у них нет!

Вы опираетесь на труды отцов-пустынников и св. Бенедикта. В чем их глубокая целебная сила?

Отцы-пустынники наблюдали все человеческие страсти, эмоции и размышляли о том, как можно держать их в узде не подавляя. А устав св. Бенедикта задает рамки монашеской жизни, в нем очень подробно описаны ее ритуалы. Эти обряды и аскеза создают особое священное время, отделенное от мира, оно расширяет сердце и открывает его для духовности. Духовность – это большое сердце. В нас присутствуют все эмоции, все страсти, но еще в нас есть и место покоя, молчания, до которого надо суметь добраться. Сам Иисус сказал: «Царство Божие внутри нас». В этом месте, где пребывает Бог, я свободен от суждений других, от их ожиданий, никакая обида не может задеть меня, я здоров и целостен, и именно в этом месте и находится мое подлинное, исходное «Я».